Где-то
оторопь зноя
с ног
человека валит.
Где-то метель по насту
щупальцами
тарахтит…
А твоего
солнца
хватит
на десять Африк.
А твоего
холода –
на несколько
Антарктид…
Снова,
крича от ярости,
вулканы
стучатся в землю!
Гулким,
дымящимся клекотом
планета потрясена…
А ты –
беспощадней пожаров.
Сильнее
землетрясений.
И в тысячу раз
беспомощней
двухмесячного
пацана…
Оглядываться
не стоит.
Оправдываться
не надо.
Я только всё чаще спрашиваю
с улыбкою и тоской:
- За что мне
такая мука?
За что мне
такая награда?
Ежеминутная
сутолока.
Ежесекундный
покой.
Роджер Уотерс:
"Где ты теперь? Не отвечай на это."
"Я всё ещё уродлив. Ты всё ещё богат. Мне всё ещё трудно. Я всё ещё боюсь."
"Наши родители сделали нас такими, какие мы есть. Или это был Бог,
Который позволяет совокупляться? Это никогда не кончается. "
Дежавю
Если бы я был богом,
Я переустроил бы сосуды на своём лице.
Сделал бы их более стойкими к действию алкоголя
И менее склонными к старению.
Если бы я был богом,
Я произвёл бы на свет много сыновей,
И не допустил бы,
Чтобы римляне уморили хотя бы одного из них.
Если бы я был богом,
С посохом и жезлом...
Была бы моя воля,
Я полагаю, что мог бы
Выполнить эту работу получше.
А если бы я был дроном,
Парящим в небесах чужой страны,
Этаким сюрпризом,
Служащим для наведения огня
Своим электронным оком,
Я боялся бы
Увидеть кого-нибудь дома.
А вдруг это женщина у очага,
Пекущая хлеб, готовящая рис
Или варящая бульон из каких-то костей.
Если бы я был дроном...
Храм лежит в руинах,
Банкиры всё жиреют,
Бизоны исчезают,
И вершины гор становятся плоскими.
Форели, влекомые ручьём,
Не имеют признаков пола.
Ты склоняешься к левым взглядам,
Но голосуешь за правых.
Как всё это похоже на дежавю...
Солнце садится, а я всё ещё тоскую по тебе,
Вычисляя стоимость давно потерянной любви.
И под моим бездонным водоворотом
В круглых бассейнах
Плещутся пьянчуги и дураки,
Вся цена которым - грош в базарный день.
Роджер Уотерс - Такой Ли Жизни Мы Хотим На Самом Деле? 2017
Положим,- гудение улья,
И сад утопает в стряпне,
И спинки соломенных стульев,
И черные зерна слепней.
И вдруг объявляется отдых,
И всюду бросают дела.
Далекая молодость в сотах,
Седая сирень расцвела!
Уж где-то телеги и лето,
И гром отмыкает кусты,
И ливень въезжает в кассеты
Отстроившейся красоты.
И чуть наполняет повозка
Раскатистым воздухом свод, -
Лиловое зданье из воска,
До облака вставши, плывет.
И тучи играют в горелки,
И слышится старшего речь,
Что надо сирени в тарелке
Путем отстояться и стечь.
А в Петербурге сумерки,
Прозрачные, безумные,
От их теченья чудного
Кружится голова,
А в ней весь город кружится:
Мосты, каналы, улицы, -
И я, на миг зажмурившись,
Вдруг чувствую, как мгла
Сквозь сердце бестолковое
Проводит нить суровую
И лёгкою рукой
Меня сшивает намертво
С проулком без названия,
Со снегом и с тобой.
Мария Таубе (Айно из Похъёлы) - 1987 г.р, самый гениальный поэт нашего времени, поверьте (С-Петербург)
В те ночи светлые, пустые,
Когда в Неву глядят мосты,
Они встречались как чужие,
Забыв, что есть простое ты.
И каждый был красив и молод,
Но, окрыляясь пустотой,
Она таила странный холод
Под одичалой красотой.
И, сердцем вечно строгим меря,
Он не умел, не мог любить.
Она любила только зверя
В нем разбудить - и укротить.
И чуждый - чуждой жал он руки,
И север сам, спеша помочь
Красивой нежности и скуке,
В день превращал живую ночь.
Так в светлоте ночной пустыни,
В объятья ночи не спеша,
Гляделась в купол бледно-синий
Их обреченная душа.
По бойко-весеннему скверу
Иду по-весеннему тихо…
Что было со мной?
Только вихрь
Что будет со мной?
Только вера.
Я верю в добро и удачу,
Я верю, что жизнь — не пустыня,
Я верю в любовь, как в святыню
(Иное зовется иначе).
В судьбе моей — счастье и лихо,
И слез в ней довольно, и смеха.
И памяти долгое эхо
Я слышу то громко, то тихо…
И я подошла к осмысленью
Еще до последнего шага,
Что краткое жизни мгновенье -
Великое светлое благо.
О, если ты покоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг,
И если ждать умеешь без волненья,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
Но и святым себя не назовешь,
И если ты своей владеешь страстью,
А не тобою властвует она,
И будешь тверд в удаче и в несчастье,
Которым, в сущности, цена одна,
И если ты готов к тому, что слово
Твое в ловушку превращает плут,
И, потерпев крушенье, можешь снова -
Без прежних сил - возобновить свой труд,
И если ты способен все, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и вновь начать сначала,
Не пожалев того, что приобрел,
И если можешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперед нестись,
Когда с годами изменяют силы
И только воля говорит: "Держись! " -
И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить,
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег, -
Земля - твое, мой мальчик, достоянье!
И более того, ты - человек!
Шлем, да панцирь, да седло, бинт, бальзам, примочка.
Есть такое ремесло - рыцарь одиночка.
Путешествуй там да сям, выручай кого-то.
И все время действуй сам - вот и вся работа.
Одинокий паладин жалости достоин.
Всем известно, что один - во поле не воин.
Что же гонит вдаль его, где сидит пружина?
Может, просто он - того - вот и вся причина?
Право, если рассудить - это сумасбродство,
Плетью обух колотить, что за донкихотство
Смертным потом изойдешь - никакого толка.
Только сгинешь ни за грош - вот и вся недолга.
А он скачет напролом, гордо и наивно,
Драться с подлостью и злом, а то жить противно.
И ни славы никакой, ни наград не надо.
Что поделать - он такой - вот и вся баллада.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах