Российский шахматный портал

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

За окнами давка, толпится листва,
И палое небо с дорог не подобрано.
Все стихло. Но что это было сперва!
Теперь разговор уж не тот и по-доброму.

Сначала все опрометью, вразноряд
Ввалилось в ограду деревья развенчивать,
И попранным парком из ливня - под град,
Потом от сараев - к террасе бревенчатой.

Теперь не надышишься крепью густой.
А то, что у тополя жилы полопались,-
Так воздух садовый, как соды настой,
Шипучкой играет от горечи тополя.

Со стекол балконных, как с бедер и спин
Озябших купальщиц,- ручьями испарина.
Сверкает клубники мороженый клин,
И градинки стелются солью поваренной.

Вот луч, покатясь с паутины, залег
В крапиве, но, кажется, это ненадолго,
И миг недалек, как его уголек
В кустах разожжется и выдует радугу.

Борис ПАСТЕРНАК

Когда не в силах боль преодолеть
и трудно от отчаянья терпеть,
забыться невозможно и отсечь,
ни встать, ни сесть не можешь и не лечь,
ты не пытайся, убежав, уснуть,
ведь это жалкий, безнадёжный путь.
Попробуй пробудиться ото сна,
чтоб с глаз навеки спала пелена.
Ты с этой болью просто подружись
и за нее отчаянно держись.
Пойми, она дана лишь для того,
чтоб ты не мог с ней сделать ничего.

Не жди чудес, она не отойдёт,
она тебя для Неба бережёт.

МЕЖ ПОДВОДНЫХ СТЕБЛЕЙ

Хорошо меж подводных стеблей.
Бледный свет. Тишина. Глубина.
Мы заметим лишь тень кораблей.
И до нас не доходит волна.

Неподвижные стебли глядят,
Неподвижные стебли растут.
Как спокоен зеленый их взгляд,
Как они бестревожно цветут.

Безглагольно глубокое дно.
Без шуршанья морская трава.
Мы любили, когда-то, давно,
Мы забыли земные слова.

Самоцветные камни. Песок.
Молчаливые призраки рыб.
Мир страстей и страданий далек.
Хорошо, что я в море погиб.


Константин Бальмонт

ПЕРВЫЙ ЛЕД

Мерзнет девочка в автомате,
Прячет в зябкое пальтецо
Все в слезах и губной помаде
Перемазанное лицо.

Дышит в худенькие ладошки.
Пальцы - льдышки. В ушах - сережки.

Ей обратно одной, одной
Вдоль по улочке ледяной.

Первый лед. Это в первый раз.
Первый лед телефонных фраз.

Мерзлый след на щеках блестит -
Первый лед от людских обид.

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

ВАЛЬС ПРИ СВЕЧАХ

Любите при свечах,
танцуйте до гудка,
живите - при сейчас,
любите - при когда?

Ребята - при часах,
девчата при серьгах,
живите - при сейчас,
любите - при Всегда,

прически - на плечах,
щека у свитерка,
начните - при сейчас,
очнитесь - при всегда.

Цари? Ищи-свищи!
Дворцы сминаемы.
А плечи все свежи
и несменяемы.

Когда? При царстве чьем?
Не ерунда важна,
а важно, что пришел.
Что ты в глазах влажна.

Зеленые в ночах
такси без седока...
Залетные на час,
останьтесь навсегда...

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

БЬЕТ ЖЕНЩИНА

В чьем ресторане, в чьей стране - не вспомнишь,
но в полночь
есть шесть мужчин, есть стол, есть Новый год,
и женщина разгневанная - бьет!

Быть может, ей не подошла компания,
где взгляды липнут, словно листья банные?
За что - неважно. Значит, им положено -
пошла по рожам, как белье полощут.

Бей, женщина! Бей, милая! Бей, мстящая!
Вмажь майонезом лысому в подтяжках.
Бей, женщина!
Массируй им мордасы!
За все твои грядущие матрасы,

за то, что ты во всем передовая,
что на земле давно матриархат -
отбить,
обуть,
быть умной,
хохотать,-
такая мука - непередаваемо!

Влепи в него салат из солонины.
Мужчины, рыцари,
куда ж девались вы?!
Так хочется к кому-то прислониться -
увы...

Бей, реваншистка! Жизнь - как белый танец.
Не он, а ты его, отбивши, тянешь.
Пол-литра купишь.
Как он скучен, хрыч!
Намучишься, пока расшевелишь.

Ну можно ли в жилет пулять мороженым?!
А можно ли
в капронах
ждать в морозы?
Самой восьмого покупать мимозы -
можно?!

Виновные, валитесь на колени,
колонны,
люди,
лунные аллеи,
вы без нее давно бы околели!
Смотрите,
из-под грязного стола -
она, шатаясь, к зеркалу пошла.

"Ах, зеркало, прохладное стекло,
шепчу в тебя бессвязными словами,
сама к себе губами
прислоняюсь
и по тебе
сползаю
тяжело,
и думаю: трусишки, нету сил -
меня бы кто хотя бы отлупил!.."

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

Не отрекусь
от каждой строчки прошлой -
от самой безнадежной и продрогшей
из актрисуль.

Не откажусь
от жизни торопливой,
от детских неоправданных трамплинов
и от кощунств.

Не отступлюсь -
"Ни шагу! Не она ль за нами?"
Наверное, с заблудшими, лгунами...
Мой каждый куст!

В мой страшный час,
хотя и бредовая,
поэзия меня не предавала,
не отреклась.

Я жизнь мою
в исповедальне высказал.
Но на весь мир транслировалась исповедь.
Все признаю.

Толпа кликуш
ждет, хохоча, у двери:
"Кус его, кус!"
Все, что сказал, вздохнув, удостоверю.

Не отрекусь.

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

Горькие зелья себе проливая на платье,
Злобу ничтожных людей принимая без стона,
Старый волшебник трудился над неким заклятьем,
Тысячу лет посвятив разысканьям учёных.

Всем пренебрёг в этой жизни мудрец одинокий,
Дружбу забыл и любовь, отказался от славы,
Лишь бы почувствовать в жилах чудесные токи
И укрощённую формулу миру оставить.

Брошенный всеми, торил он дорогу во мраке,
До бесконечности пробовал так и иначе...
...И наконец начертил вожделенные знаки,
В день завершенья трудов ожидая удачи.

И... ничего! Перед ним - ни огня, ни движенья,
Ни очертаний в дыму благовонном и зыбком...
Вот и пришлось ощутить ему пораженья.
Хуже: он понял, что вышла не просто ошибка.

Так и должно было быть! Он преследовал тени.
Больше себе не откажешь в признании честном:
Весь его путь вдохновенных трудов и лишений
Был обречённым полётом в бесплодную бездну.

Что же теперь? Понапрасну истрачены силы,
Целая жизнь, посвященная тайне заклятья.
Сколько ещё отделяет его от могилы?..
Долго он плакал. А после... вернулся к занятьям.

Много ли, мало ли дней впереди остаётся,
Может быть, снова в тупик заведёт его опыт...
Разницы нет старику. Он над формулой бьётся
И под ретортой потихонечку топит.

По ниточке, натянутой от глаз -
До неба, потемневшего от страсти,
Идут канатоходцы, чтоб раскрасить
Земную жизнь от "было" до "сейчас",
От юности, ушедшей и хмельной,
До строк, вольнолюбивых и голодных,
От дерзких писем сердца на свободу,
Где лунный клевер шепчется со мной,
Где разум по утрам играет роль
Всесильного и ветреного мага,
И свора строк, бегущих по бумаге,
Врастает в сад, где дышит каприфоль
Июньским днём, ушедшим от грозы,
Забывшим вкус созревших волчих ягод,
Где сердце просит солнца вместо яда,
И души учат солнечный язык.
Где открывает сонные миры
Мой новый ангел в байковой сорочке,
Где путь в огонь как будто бы отсрочен,
Но путь наверх пока ещё открыт...

Ольга ОЛЬГЕРТ

У поэта соперника нету
Ни на улице и ни в судьбе.
И когда он кричит всему свету,
Это он не о вас - о себе.

Руки тонкие к небу возносит,
Жизнь и силы по капле губя.
Догорает, прощения просит...
Это он не за вас - за себя.

Но когда достигает предела,
И душа отлетает во тьму
Поле пройдено, сделано дело...
Вам решать: для чего и кому.

То ли мед, то ли горькая чаша
то ли адский огонь, то ли храм...
Все, что было его - нынче ваше.
Все для вас. Посвящается вам.

В безмолвии я слышу голоса.
Безмолвствуют земля и небеса.
В безмолвии я слышу легкий гуд,
и тени чувств по воздуху бегут.
Вопросы устремленные, как лес,
в прекрасное молчание небес,
как греза о заколотых тельцах,
теснятся в неприкаянных сердцах.
Едва ли взбудоражишь пустоту
молитвой, приуроченной к посту,
прекрасным возвращеньем в отчий дом
и маркой на конвертике пустом,
чтоб чувства, промелькнувшие сквозь ночь,
оделись в серебро авиапочт.

Баллада о козе.

Шел балет «Эсмеральда».
Плыл
воздушный,
певучий,
Как рассветное облако
Всех цветов и созвучий.
Балерина
так трепетно
В этот день танцевала,
Что подобного чуда
На земле не бывало.
Танцевала
то ласково,
То печально,
то грозно.
И внимала ей публика
Религиозно.
Шел балет «Эсмеральда».
Плыл
воздушный,
певучий…
И случился на сцене
Удивительный случай.
Появилась коза
Абсолютно живая,
Достоверность
спектаклю всему
Придавая.
Появилась коза
С бородою по пояс,
Как триумф режиссера,
Как творческий поиск!
Балерина
то вьется,
как пламя,
То струится
волшебной слезою,
Только
люди
невольно
Следят за козою.
Вот коза
подскочила.
На суфлерскую будку полезла.
Кто-то вдруг засмеялся,
Где-то скрипнуло кресло.
Балерина танцует.
И легкость движений небесна.
Только
людям
следить
За козой интересно.
И коза победила,
Коза победила,
Потому что на сцене
В тот миг наследила.
Это был поединок
Перед зрительным залом,
Поединок
искусства
С веселым скандалом;
Поединок
таланта
С козлиным копытством,
Поклоненья святому
С простым любопытством.
О минутные козы,
Премьеры сенсаций,
Что на миг
побеждали
Бессмертие граций!
Не завидую Вам,
Любопытство –
плохая награда.
Мне
сенца
от сенсаций,
Ей-богу, не надо!


Николай Доризо

Андрей Вознесенский.

Б. Ахмадулиной

Нас много. Нас может быть четверо.
Несемся в машине как черти.
Оранжеволоса шоферша.
И куртка по локоть - для форса.

Ах, Белка, лихач катастрофный,
нездешняя ангел на вид,
хорош твой фарфоровый профиль,
как белая лампа горит!

В аду в сковородки долдонят
и вышлют к воротам патруль,
когда на предельном спидометре
ты куришь, отбросивши руль.

Люблю, когда выжав педаль,
хрустально, как тексты в хорале,
ты скажешь: «Какая печаль!
права у меня отобрали...

Понимаешь, пришили превышение
скорости в возбужденном состоянии.
А шла я вроде нормально...»

Не порть себе, Белочка, печень.
Сержант нас, конечно, мудрей,
но нет твоей скорости певчей
в коробке его скоростей.

Обязанности поэта
не знать километроминут,
брать звуки со скоростью света,
как ангелы в небе поют.

За эти года световые
пускай мы исчезнем, лучась,
пусть некому приз получать.
Мы выжали скорость впервые.

Жми, Белка, божественный кореш!
И пусть не собрать нам костей.
Да здравствует певчая скорость,
убийственнейшая из скоростей!

Что нам впереди предначертано?
Нас мало. Нас может быть четверо.
Мы мчимся -
а ты божество!
И все-таки нас большинство

Н. Гумилёв

МАРГАРИТА

Валентин говорит о сестре в кабаке,
Выхваляет ее ум и лицо,
А у Маргариты на левой руке
Появилось дорогое кольцо.

А у Маргариты спрятан ларец
Под окном в золотом плюще.
Ей приносит так много серег и колец
Злой насмешник в красном плаще.

Хоть высоко окно в Маргаритин приют,
У насмешника лестница есть.
Пусть звонко на улицах студенты поют,
Прославляя Маргаритину честь,

Слишком ярки рубины и томен апрель,
Чтоб забыть обо всем, не знать ничего...
Марта гладит любовно полный кошель,
Только... серой несет от него.

Валентин, Валентин, позабудь свой позор.
Ах, чего не бывает в летнюю ночь!
Уж на что Риголетто был горбат и хитер,
И над тем насмеялась родная дочь.

Грозно Фауста в бой ты зовешь, но вотще!
Его нет... Его выдумал девичий стыд.
Лишь насмешника в красном и дырявом плаще
Ты найдешь... И ты будешь убит.

Поезд в огне

Полковник Васин приехал на фронт
Со своей молодой женой,
Полковник Васин собрал свой полк
И сказал им - пойдём домой.
Мы ведём войну уже семьдесят лет,
Мы считали, что жизнь это бой,
Но по новым данным разведки
Мы воевали сами с собой.

Я видел генералов,
Они пьют и едят нашу смерть,
Их дети сходят с ума от того,
Что им нечего больше хотеть.
А земля лежит в ржавчине,
Церкви смешались с золой,
Если мы хотим, чтобы было куда вернуться,
То время вернуться домой.

Этот поезд в огне,
И нам не на что больше жать,
Этот поезд в огне,
И нам некуда больше бежать.
Эта земля была нашей,
Пока мы не увязли в борьбе,
Она умрёт, если будет ничьей,
Пора вернуть эту землю себе.

А кругом горят факелы,
Идёт сбор всех погибших частей,
И люди, стрелявшие в наших отцов,
Строят планы на наших детей.
Нас рожали под звуки маршей,
Нас пугали тюрьмой,
Но хватит ползать на брюхе,
Мы уже возвратились домой.

Этот поезд в огне,
И нам не на что больше жать,
Этот поезд в огне,
И нам некуда больше бежать.
Эта земля была нашей,
Пока мы не увязли в борьбе,
Она умрёт, если будет ничьей,
Пора вернуть эту землю себе.

Этот поезд в огне,
И нам не на что больше жать,
Этот поезд в огне,
И нам некуда больше бежать.
Эта земля была нашей,
Пока мы не увязли в борьбе,
Она умрёт, если будет ничьей,
Пора вернуть эту землю себе.