Российский шахматный портал

ВИТЯЗЬ В ТИГРОВОЙ ШКУРЕ
(отрывок выбран методом тыка )

...
И наутро в день прощанья
Передай от Автандила
Государю завещанье",

Витязь сел и Ростевану
Написал такое слово:
"Царь великий! Связан клятвой,
Я тебя покинул снова.
Пораженного судьбою
Я не в силах обмануть.
О, верни свою мне милость!
Ухожу в далекий путь.

Не осудишь ты, я знаю,
Мудрый царь, мое решенье.
Кто в беде покинет друга,
Тот достоин сожаленья.
Учит нас Платон-философ,
Чьи слова знакомы всем:
"Ложь вредит сначала телу,
Разрушает дух затем".

Ложь - источник всех несчастий,
Ложь - начало всякой муки.
Как могу забыть о друге
В день печали и разлуки?
Мудреца завет великий
Людям должно исполнять;
Для того и знанье людям,
Чтобы душу укреплять.

Жалок тот, кто перед битвой
Укрывается трусливо,
Вечно думает о смерти
И горюет молчаливо.
Все равны мы перед смертью,
Всех разит ее копье,-
Лучше славная кончина,
Чем позорное житье.

Но, преследуем в скитаньях
Несчастливою судьбою,
Если я погибнуть должен,
Кто заплачет надо мною?
Не сошьют друзья мне саван,
Не схоронят в тишине ...
В день моей печальной смерти
Вспомни, царь мой, обо мне.

Все, что я имел при жизни,
Завещаю я народу.
Ты раздай богатства бедным,
Возврати рабам свободу,
Надели моей казною
Всех убогих и сирот.
Пусть о витязе погибшем
Вспоминает весь народ.

И еще, о царь могучий,
Я молю за Шермадина.
Ныне, может быть, надолго
Он лишился господина.
Чтобы он в часы разлуки
Не терзал своей души,
Ты рассей его заботы,
Слез потоки осуши".

Кончив скорбное посланье,
Помолился витязь богу,
Попрощался с Шермадином
И отправился в дорогу.

Шота Руставели, перевод Н. Заболоцкого

Опять холодно тьма, затянула зима,
До дна промёрзли отношения лежу, без движения
Чего-то жду, находясь между сном и явью,
Тебя забыть вряд ли себя заставлю.
Расставить бы на места быстро
Узнать какое слово одно из ста стало грома разрядом,
Сказала бы :'Тебя нет рядом'.
И не вернуть ведь его даже вуду обрядом.
Редко приходилось мне называть тебя деткой,
Ведь это бред какой, но слово бъёт метко.
Взял на заметку, да только поздно.
И снова морозным светом в небе звёздном
Неужели глупость может изменить погоду в душе.
Но годы ,боже, такого быть не может...
Обиды строятся без вида весна придёт
И вместе с теплом добрые чувства нам вернёт.

Мы с тобой бестолковые люди:
Что минута, то вспышка готова!
Облегченье взволнованной груди,
Неразумное, резкое слово.

Говори же, когда ты сердита,
Все, что душу волнует и мучит!
Будем, друг мой, сердиться открыто:
Легче мир - и скорее наскучит.

Если проза в любви неизбежна,
Так возьмем и с нее долю счастья:
После ссоры так полно, так нежно
Возвращенье любви и участья...

Николай Некрасов

...
И что же наша Русь перед тобою?

В зиму у нас туманы, снег, мороз;
В весну и в осень - дождик непрерывный;
А летом - зелень бледная берез,
Кой-где трава, цветочки... Климат дивный:
Порою задыхаешься без гроз,
Порою мерзнешь...
Ветер заунывный
Поет все ту же песню с давних пор:
Ему у нас раздолье и простор...

Иные любят (впрочем, ведь иные),
Иные любят ветра грустный стон,
Степей раздолье, глыбы снеговые,
Лесов дремучих непробудный сон,
Метели наши, вьюги завивные,
Уныло-мерный колокола звон,
Родной мороз, да тройку удалую,
Да песню, молодецки-заливную.

Но что за вкус! Что это за народ!
Порой у нас бывают чудны ночи:
Прозрачен, необъятен небосвод,
А белый снег на поле, что есть мочи,
Мороз тяжелым молотом кует,
И смотрят неба пламенные очи
Так пристально, что думы в небеса
Летят невольно, как зарей роса.

Лев Мей

Как жаль, что мы не дарим снов.
Они порой правдивей слов.
Пускай к тебе весной
Придет мой сон цветной.
Ночами эту акварель
Рисует март или апрель.
Цвета весенних снов
Как будто гроздь шаров,
Цветных шаров…

Я дарю тебе на память алый шар,
Небо, словно голубая шаль.
Как слова моих признаний - алый шар,
Над землей зеленой он летит вдаль.

Летит к тебе заветный шар-
Любви несмелой первый шаг,
Моей надежды знак
Летит мой алый шар.
На тонкой нити вдалеке,
Вот он уже в твоей руке.
Чуть слышно слово "да"
Доносится сюда…
Я слышу "да"

Мой алый шар не отпускай,
Пускай продлится сон, пускай!
Но за окном рассвет
И акварели нет…



Это лучше слушать у Анны Герман!

СОСНА

Во сыром бору сосна стоит, растет;
Во чистом поле метель гудит, поет;
Над землею тучи серые шатром;
На земле снега пушистые ковром;
Вьюга; холод, но печальная сосна
Неизменна, как весною, зелена.
Возвратится ли веселая весна,
Пробудится ли природа ото сна,
Прояснеют, улыбнутся небеса,
В листья нежные оденутся леса,
Заблестит сквозь зелень ландыш серебром,

Засинеют незабудки над ручьем,
Встанет солнце с неба чистого светлей,
И зальется звонкой трелью соловей -
Всё попрежнему печальна, зелена,
Думу думает тяжелую сосна.
Грустно, тяжко ей, раскидистой, расти:
Всё цветет, а ей одной лишь не цвести!
Собирая иглы острые свои,
Хочет в землю глубоко она уйти,
Иль сорвавшися с извилистых корней,
В небо взвихриться метелью из ветвей.
Да крепка земля, далеки небеса -
И стоит она, угрюмая краса,
И весною и зимою зелена,
И зимою и весною холодна...
Тяжело сосной печальною расти,
Не меняться никогда и не цвести,
Равнодушным быть и к счастью и к беде,
Но судьбою быть прикованной к земле,
Быть бессильным - превратится в бренный прах
Или вихрем разыграться в небесах.

Лев Мей

Командировочные впечатления по Владикавказу

Как спорт поднятье тяжестей не ново
В истории народов и держав.
Вы помните, как некий грек другого
Поднял и бросил, чуть попридержав?
Как шею жертвы круглый гриф сжимаю.
Чего мне ждать, оваций или свист?
Я от земли Антея отрываю,
Как первый древнегреческий штангист.

Такую неподъемную громаду
Врагу не пожелаю своему.
Я подхожу к тяжелому снаряду
С тяжелым чувством: вдруг не подниму?
Мы оба с ним как будто из металла,
Но только он действительно металл.
А я так долго шел до пьедестала,
Что вмятины в помосте протоптал.

Повержен враг на землю. Как красиво!
Но крик: «Вес взят!» у многих на слуху.
Вес взят – прекрасно, но несправедливо,
Ведь я внизу, а штанга наверху.
Такой триумф подобен пораженью.
А смысл победы, до смешного прост:
Все дело в том, чтоб завершив движенье,
С размаху штангу бросить на помост.

Но вверх ползет, чем дальше, тем безвольней
Мне напоследок мышцы рвет по швам.
И со своей высокой колокольни
Мне зритель крикнул: «Брось ее к чертям!»
Еще одно последнее мгновенье –
И брошен наземь мой железный бог…
Я выполнял обычное движенье
С коротким, злым названием «рывок».

Вот вам роман из жизни дачной.
Он начинался в октябре,
когда зимы кристалл невзрачный
мерцал при утренней заре.
И тот, столь счастливо любивший
печаль и блеск осенних дней,
был зренья моего добычей
и пленником души моей.

Недавно, добрый и почтенный,
сосед мой умер, и вдова,
для совершенья жизни бренной,
уехала, а дом сдала.
Так появились брат с сестрою.
По вечерам в чужом окне
сияла кроткою звездою
их жизнь, неведомая мне.

В благовоспитанном соседстве
поврозь мы дождались зимы,
но, с тайным любопытством в сердце,
невольно сообщались мы.
Когда вблизи моей тетради
встречались солнце и сосна,
тропинкой, скрытой в снегопаде,
спешила к станции сестра.
Я полюбила тратить зренье
на этот мимолетный бег,
и длилась целое мгновенье
улыбка, свежая, как снег.

Брат был свободен и не должен
вставать, пока не встанет день.
"Кто он? - я думала. - Художник?"
А думать дальше было лень.
Всю зиму я жила привычкой
их лица видеть поутру
и знать, с какою электричкой
брат пустится встречать сестру.
Я наблюдала их проказы,
снежки, огни, когда темно,
и знала, что они прекрасны,
а кто они - не все ль равно?
Я вглядывалась в них так остро,
как в глушь иноязычных книг,
и слаще явного знакомства
мне были вымыслы о них.
Их дней цветущие картины
растила я меж сонных век,
сослав их образы в куртины,
в заглохший сад, в старинный снег.

Весной мы сблизились - не тесно,
не участив случайность встреч.
Их лица были так чудесно
ясны, так благородна речь.
Мы сиживали в час заката
в саду, где липа и скамья.
Брат без сестры, сестра без брата,
как ими любовалась я!
Я шла домой и до рассвета
зрачок держала на луне.

Когда бы не несчастье это,
была б несчастна я вполне.

Тек август. Двум моим соседям
прискучила его жара.
Пришли, и молвил брат: - Мы едем.
- Мы едем, - молвила сестра.
Простились мы - скорей степенно,
чем пылко. Выпили вина.
Они уехали. Стемнело.
Их ключ остался у меня.

Затем пришло письмо от брата:
"Коли прогневаетесь Вы,
я не страшусь: мне нет возврата
в соседство с Вами, в дом вдовы.
Зачем, простак недальновидный,
я тронул на снегу Ваш след?
Как будто фосфор ядовитый
в меня вселился - еле видный,
доныне излучает свет
ладонь..." - с печалью деловитой
я поняла, что он - поэт,
и заскучала...
Тем не мене
отвыкшие скрипеть ступени
я поступью моей бужу,
когда в соседний дом хожу,
одна играю в свет и тени
и для таинственной затеи
часы зачем-то завожу
и долго за полночь сижу.
Ни брата, ни сестры. Лишь в скрипе
зайдется ставня. Видно мне,
как ум забытой ими книги
печально светится во тьме.
Уж осень. Разве осень? Осень.
Вот свет. Вот сумерки легли.
- Но где ж роман? - читатель спросит. -
Здесь нет героя, нет любви!

Меж тем - все есть! Окрест крепчает
октябрь, и это означает,
что тот, столь счастливо любивший
печаль и блеск осенних дней,
идет дорогою обычной
на жадный зов свечи моей.
Сад облетает первобытный,
и от любви кровопролитной
немеет сердце, и в костры
сгребают листья... Брат сестры,
прощай навеки! Ночью лунной
другой возлюбленный безумный,
чья поступь молодому льду
не тяжела, минует тьму
и к моему подходит дому.
Уж если говорить: люблю! -
то, разумеется, ему,
а не кому-нибудь другому.
Очнись, читатель любопытный!
Вскричи: - Как, намертво убитый
и прочный, точно лунный свет,
тебя он любит?! -
Вовсе нет.
Хочу соврать и не совру,
как ни мучительна мне правда.
Боюсь, что он влюблен в сестру
стихи слагающего брата.
Я влюблена, она любима,
вот вам сюжета грозный крен.
Ах, я не зря ее ловила
на робком сходстве с Анной Керн!
В час грустных наших посиделок
твержу ему: - Тебя злодей
убил! Ты заново содеян
из жизни, из любви моей!
Коль ты таков - во мглу веков
назад сошлю!
Не отвечает
и думает: - Она стихов
не пишет часом? - и скучает.

Вот так, столетия подряд,
все влюблены мы невпопад,
и странствуют, не совпадая,
два сердца, сирых две ладьи,
ямб ненасытный услаждая
великой горечью любви.

Белла Ахатовна[/i]

Мглой комната полна, и осторожно в ней
Звучит шушуканье печальное детей.
Две детских головы за занавеской белой,
От грез отяжелев, склоняются несмело.
Снаружи стайка птиц друг к другу зябко льнет,
И крылья не влекут их в серый небосвод;
Проходит Новый год со свитою туманной;
Влача свой снежный плащ и улыбаясь странно,
Он плачет и поет, охвачен дрожью он.

Любви нежный и опасный лик
После длинного дня в сумерках
в жизни моей возник.

То ли стрелой своего Амура,
То ли песней своего Трубадура.
Не знаю. Как? Зачем? Почему я?
Но твоя любовь нежно ранила меня.
То ли стрелой своего Амура,
То ли песней своего Трубадура.

Знаю одно! В моем сердце она
поселилась навсегда,
Нежные и жгучие любовные раны
не рубцуются никогда.

Жак Превер

Я такая, какая есть,
Такой уродилась я.
Когда мне бывает смешно --
То смех мой полон огня.
Я люблю того, кто мне мил,
Того, кто любит меня.
Ну, а если я разлюблю,
Разве в этом виновна я?
Я нравлюсь. Я так создана,
Ничего не поделаешь тут,
Строен и гибок мой стан,
и движенья мои поют.
И грудь моя высока
И ярок блеск моих глаз.
Ну... И что же с того?
Разве это касается Вас?
Я такая, какая есть,
И многим нравлюсь такой,
Ну разве касается Вас,
Все то, что было со мной?
Да! Я любила кого-то.
Да! Кто-то меня любил.
Как любят дети, любила
Того, кто был сердцу мил.
Я просто любила, любила,
любила, любила,
Так о чем же еще говорить?
Я нравлюсь. И тут уж, поверьте,
Ничего нельзя изменить!

Жак Превер

СУМЕРКИ

Оттепель... Поле чернеет;
Кровля на церкви обмокла;
Так вот и веет, и веет -
Пахнет весною сквозь стекла.

С каждою новой ложбинкой
Водополь всё прибывает,
И ограниченной льдинкой
Вешняя звездочка тает.

Тени в углах шевельнулись,
Темные, сонные тени
Вдоль по стенам потянулись,
На пол ложатся от лени...

Сон и меня так и клонит...
Тени за тенями - грезы...
Дума в неведомом тонет...
На сердце - крупные слезы.

Ох, если б крылья да крылья,
Если бы доля, да доля,
Не было б мысли - "бессилья".
Не было б слова - "неволя".

Лев Мей

Командировочные впечатления по Владикавказу

В харчевне темной с обстановкою простой,
Где запах лака с ароматом фруктов слился,
Я блюдом завладел с какою-то едой
грузинской и, жуя, на стуле развалился.

Я слушал бой часов и счастлив был и нем,
Когда открылась дверь из кухни в клубах пара
И в комнату вошла неведомо зачем
Служанка-девушка в своей косынке алой,

И маленькой рукой, едва скрывавшей дрожь,
Водя по розовой щеке, чей бархат схож
Со спелым персиком, над скатертью склонилась,
Переставлять прибор мой стала невзначай,
И чтобы поцелуй достался ей на чай,
Сказала: "Щеку тронь, никак я простудилась..."

МОЛИТВА

В сердце Твоем
бесконечные светлые Жизнь и Любовь.
Белыми птицами
руки Твои на моей голове.
Слышу Тебя.
Я теперь понимаю - услышит любой.
Вижу Тебя -
В облаках, на песке, на прозрачной траве.
В храме Твоем
Перелом витражей меня сводит с ума.
Больно - стою на коленях
и слушаю музыку душ.
Чувствую свет -
Неземным голосам подпеваю сама.
Верю в Тебя -
Вижу свет впереди, может быть, я дойду?
Господи мой!
Узнаю тебя в ветре, огне и воде.
Ты вездесущ -
Закрываю глаза, слышу музыку вновь.
Вижу сияние -
Господи, знаю, Ты рядом, Ты здесь.
Ты, Всемогущий,
Ты - Свет. Ты - Надежда. Ты - Жизнь. Ты - Любовь.

Из Инета Посмотреть

Ф.И. Тютчев

Еще томлюсь тоской желаний,
Еще стремлюсь к тебе душой-
И в сумраке воспоминаний
Еще ловлю я образ твой...

Твой милый образ, незабвенный,
Он предо мной, везде, всегда,
Недостижимый, неизменный,-
Как ночью на небе звезда...


1848