- Алоизыч, ты что ли?! - Какое-то чучело с мятой отечной рожей и следами недержания мочи на брюках шло навстречу, широко раскинув руки.
Адольф Алоизович уже шестьдесят лет обитал в аду. Местный быт оставлял желать лучшего. Периодически в конце каждого квартала вместе с другими грешниками его жарили на огромной сковороде, а затем варили в котле. Было неприятно.
Негативные ощущения возникали в связи с тем, что рынок проник и сюда. Старожилы уверяли, что еще в XIX веке был нормальный огонь, нормальный пар, а жарка велась на добротном оливковом масле, поставляемом из Италии. Однако уже с конца XX века здесь начали экономить на дровах и на масле. В аду появились какие-то мелкие непородистые обитатели. Они кричали о демократии, о плюрализме мнений и о перестройке. Они неприлично хлопали себя по ляжкам и тем самым пытались заклеймить тоталитаризм. Конечно, нравы должны падать, но не до такой же степени...
В результате всех этих перестроек и демократизаций дрова и масло начали уходить налево, вырученные деньги падали в какой-то стабилизационный фонд, и даже здесь, в аду, стало невозможно хорошо прогреть кости. Страшно себе представить, как они страдают там, наверху. В рейхе такого случиться не могло...
В добавление ко всему донимала тоска. После указанных плановых мероприятий целый квартал его не трогали. Общаться было не с кем. Вся эта постперестроечная шпана была полностью лишена каких-либо взглядов и перебивалась исключительно мелкой интригой. Многие из них подобострастно заискивали перед Адольфом Алоизовичем, для того чтобы поднять собственный рейтинг, но за спиной поливали его грязью. Всей этой бормочущей безликой массе не хватало сверхзадачи, а потому от них и разило скукой. Телевизор, это новое изобретение человечества, не снимал ощущение тоски.
И вот это чучело... Похоже, оно собирается обниматься и целоваться. Как бы не подхватить от него какую-нибудь заразу...
- Простите, - сказал Адольф Алоизович, - разве мы знакомы?
- Какие проблемы?! - воскликнуло чучело. - Беспалый Борис Никола?евич, можно просто Боря, а еще лучше Борух. Да ты не тушуйся, Алоизыч, тоска здесь зеленая, и встретить родственную душу - это большая удача. Я тут познакомился с одной шинкаркой, звериный самогон варит, а выпить не с кем. Представь себе: одеколон, метиловый спирт, тормозная жид?кость и еще около десяти ингредиентов...
Чучело мечтательно закатило глаза туда, где когда-то находилось небо.
- Видите ли, я не пью, и вообще я вегетарианец.
- Ерунда все это, - проворковал Борух, обнимая Алоизовича за плечи, - теперь уже все равно.
- Да и где здесь пить? - нерешительно возразил Адольф Алоизович. - Я не знаю подходящего места.
- Положись на меня. Я все устрою.
И действительно, этот новый обитатель преисподней на удивление быстро сориентировался в местной обстановке. Он повел Адольфа Алоизо?вича по каким-то незнакомым до тех пор проулкам, пока они не вышли во вполне приличный тупичок. Друзья расположились на подоконнике какого-то замурованного окна. Борух достал из-за наличника большую бутыль ядовито-зеленой жидкости, расставил бумажные стаканчики и разложил на бумажной тарелочке селедку, соленые огурцы и черный хлеб. Неподалеку, в соответствии с местной технологией, грелся котел. Было тепло и сухо. Борух, с закрытыми глазами считая булькающие звуки, безошибочно разлил ядовитую гадость по стаканам и, приподняв свой, сказал:
- Ну, будем.
Он резко опрокинул в себя эту жижу, крякнул и занюхал черным хлебом. После некоторых колебаний Адольф Алоизович последовал его примеру и сделал небольшой глоток. Действительно, терять ему уже было нечего. Жидкость прошла через все тело, оставив знакомое ощущение огня где-то в районе пяток.
- Ты закусывай, закусывай, - подтолкнул его Борух. - Нужные люди обеспечили неплохой закусон. Там меня не забывают.
И Борух опять указал глазами куда-то вверх.
- А вот меня поливают грязью, - всплакнул Адольф Алоизович. - Смотрю телевизор, а там мне приписывают все, что было и чего не было. Суки жидовские! уважаемые коммунисты проклятые, из-за них сюда попал!
- Ну, ну, Алоизыч, - пожалел его собутыльник. - Мир меняется, и с этим необходимо считаться.
Он неторопливо разлил еще по одной и продолжил:
- Но ты, Алоизыч, должен понимать, что идеи, заложенные тобой, живут и побеждают. Другое дело, нынче они приняли несколько иную фор?му. Опять же вчерашние враги могут стать новыми друзьями. Вот я, кто по-твоему? Фашист, самый настоящий фашист! С самого детства фашист. Ты взгляни сюда.
Борух сунул Адольфу Алоизовичу под самый нос ладонь с обрубленными пальцами и продолжил:
- Знаешь, как это произошло? Еще в детстве втроем играли в войну. Один был Буденным, другой - Сталиным, ну а мне досталось быть Гитлером. Вот я их, всех этих буденных и сталиных, гранатой жах! Потом второй - гранатой, понимаешь... Но она у меня в руке взорвалась. Вот с тех пор я и стал Беспалым, а по убеждениям фашистом. Давить их всех надо, коммуняк недорезанных, понимаешь.
Борух опять опрокинул в себя стакан и закусил рукавом. Адольф Алоизович тоже сделал еще один глоток, но теперь жар пронесся по всему его телу, порождая новые надежды и планы. Слегка размяк и Борух. Он ослабил поясной ремень и, по-видимому, собрался сказать еще что-то умное, потому что начал наставительно помахивать у себя перед носом уцелевшим пальцем, но неожиданно из-за угла выглянул юный чертенок.
- Эй ты, шплинт, - сказал Борух, - поди сюда.
Чертенок подошел.
- Выпить хочешь?
Чертенок кивнул. Борух плеснул в свой стакан и приказал:
- Открывай рот пошире.
С высоты около метра ядовитая жижа тонкой струйкой потекла в рот чертенка. Когда он заглотнул все, что ему причиталось, Борух спросил:
- Ну как, вкусно было? - И, не дождавшись ответа, добавил. - А теперь дуй отсюда. Привет родителям!
Как только он убежал, Адольф Алоизович спросил:
- А не боишься, Борух, что за такую школу его родители оторвут тебе ноги?
- Нет, конечно. Там, наверху, такое могло бы случиться, а здесь черти после выпивки только по службе быстрей продвигаются. Так что его родители еще и спасибо скажут. А вообще, Алоизыч, ты хоть здесь и давно, но нравы местные просекаешь плохо. Вы, классики, все больше гло?бальными категориями мыслите, а вникать в детали не любите.
Борух наконец-то понял, кого ему следует просветить:
- Вот ты заметил, как я заливал ему пойло? То-то и оно! Все по закону! Потому как прямой контакт между нами и ими запрещен, а духовный не возбраняется. И вообще, понял ли ты, почему они меня так любят, почему именно я обеспечиваю контакт между двумя мирами?
Борух усмехнулся и продолжил:
- Это ведь надо уметь внедриться в новую среду. В свое время на пересылке я записался через дефис, Бес-Палый, а уж здесь при регистрации дефис исчез. Теперь я Бес Палый. Вроде бы, как местный. Полный пакет здешних социальных льгот имею.... А на тех, которые считают меня дураком и алкоголиком, мне нассать! Хочешь, прямо здесь и обоссусь?
- Нет, нет! - сказал Адольф Алоизович. - Лучше иди ты на... Вон туда, к котлу.
- Э-эх! - вздохнул Борух. - Вам, тевтонцам не понять настоящую славянскую душу!
- Ну извини меня, Борух, извини, - примирительно сказал Адольф Алоизович. - Я ведь поначалу думал, что ты жид, а ты, оказывается, почти ариец. Лучше расскажи мне о последних веяниях в области фашизма, а то я действительно поотстал здесь от новейших течений.
Борух расцвел, налил еще по одной и начал свою лекцию:
- Понимаешь, Алоизыч, в ваше время все было просто. Если ты коммунист, то так и говоришь, если ты фашист, то опять же ничего не скрываешь. А в конце XX века благодаря телевизору все перевернулось. Ты можешь быть кем угодно, важно лишь то, кем тебя изобразит телевизор. Опять же на его экране можно спорить до бесконечности о том, что такое коммунизм и что такое фашизм, какие между ними различия с точки зрения демократии, которая на самом деле единственная вправе называться фашизмом.
- Стоп, стоп, погоди, Борух! - воскликнул Адольф Алоизович. - Что-то ты лапшу мне на уши вешаешь? Как же это так можно смешивать ка?кой-то коммунизм и мой национал-социализм? Помнится, был у меня специалист в таких вопросах, мы его доктором звали, но и он до такого не доходил. Да и путаете вы все. В Германии в мое время был не какой-то фашизм, а национал-социализм со вполне четкой программой. Германия превыше всего, немцы - высшая раса, все остальные либо приближаются к ним, либо должны быть уничтожены. И в отношении вас, славян, все было четко: большие города уничтожить, культуру упростить, население сократить естественным и не вполне естественным образом до уровня, необходимого для обслуживания сырьевых отраслей хозяйства.
- Ой, прост ты, Алоизыч, за что и погорел в сорок пятом. С русскими так нельзя. Тебе что Бисмарк говорил? Русские медленно запрягают, но быстро ездят. Вот почему, если хочешь сократить русских, то должен сделать так, чтобы они все время запрягали. Следует внушить им, что запрягать следует с хвоста, как это делается во всех цивилизованных странах, что только низшая раса вешает лошади хомут через голову, что вся их история - это сплошная цепь недоразумений в области запрягания и потому вообще мертвым быть лучше, чем русским, а то инфляция наступит.
- И что же, - спросил Адольф Алоизович, - неужели есть ослы, которые во все это верят?
- Не только верят, - ответил Борух, - но и голосуют за это. Вот за меня дважды проголосовали. И дальше так будет, если им это подскажет телевизор.
- Но ведь они же тогда передохнут все!
- Обязательно передохнут, в чем и состоит демократия. И вовсе не надо затевать войну. Нужен только телевизор и свои ребята на телестудиях.
Адольф Алоизович задумался. Как же, оказывается, всё было просто. И деньги следовало вкладывать не в танки и самолеты, а в телевидение. Жуткое разочарование навалилось на Адольфа Алоизовича, потому что оставалось неясным, кому же все-таки достанется это жизненное пространс?тво до Урала и дальше...
- А как же тогда финансировать этот процесс естественного сокра?щения? - спросил Адольф Алоизович. - Ведь те, которые про технику запрягания говорят, все любят хорошо жрать. На что у меня доктор скромнягой был, и то требовал немалых денег.
- Деньги на благое дело всегда найдутся, - сказал Борух. - Можно удвоить цены на соль и на сахар и тут же появится столько денег, что можно будет купить всех журналистов с их редакциями и телебашнями и всех депутатов любого уровня.
- А как же всякие там антимонопольные комитеты и комиссии? - спросил Адольф Алоизович.
- Этих бездельников тоже можно будет купить!
- Так чего же мы тянем? - возмутился Адольф Алоизович. - Пора начинать это, как его, естественное сокращение низших народов.
- Сейчас, сейчас, - успокоил его Борух, - еще по одной - и закончим подготовительный этап.
Он опорожнил свой стакан, крякнул и даже закусил селедкой. Адольф Алоизович опять сделал лишь один глоток. Обсуждаемая тема была столь интересна, что было бы непростительной ошибкой утратить свежесть восприятия.
- Ты вот что скажи мне, Алоизыч, - спросил Борух, - ты третьим будешь?
- Зачем нам третий? - удивился Адольф Алоизович. - Разве нам плохо вдвоем?
- Да я не о любви, я о политике! - оборвал его Борух и продолжил.
- Там, наверху, две фашистские партии образовали антифашистский комитет и собираются давить всех, как в твое доброе старое время. Им нужно знамя. Им нужен ты! Ну, будешь у них третьим?
- Я не вполне понимаю, что я буду делать в антифашистском комитете, - возразил Адольф Алоизович.
- Ничего тебе делать не придется. Всё сделают они сами. Там одна партия полностью состоит из уголовников. Нет такой статьи УК, которую они бы не нарушили. Твои штурмовики по сравнению с ними застенчивые гимназистки. Другая партия целиком состоит из идеологов демократии и плюрализма мнений, почти как твои эсесовцы. Это еще большие бандиты. Они как раз сейчас раскручивают новое дело Ван дер Любе. Когда они за?давят всякое инакомыслие, то вырежут и первую партию. Но делать это все следует под вывеской борьбы с фашизмом. Я же рассказывал тебе про телевизор! Он все перевернет несколько раз, и восстановится эта, как ее, демократия...
Борух устал. Он никогда еще не говорил так долго. Обычно на земле после двух предложений его пьяный язык начинал заплетаться. Но здесь, в аду, кайф слабо брал его, а потому в нем и проснулось красноречие.
- Ну соглашайся, соглашайся! - добавил Борух. - А то мне скоро наверх докладывать!
- Конечно, я согласен! - воскликнул Адольф Алоизович.
Большие светлые надежды посетили его. Он уже видел, как идет этот процесс естественного и не совсем естественного сокращения низших народов. Для начала надо будет перестрелять полководцев и других руководителей. Официально это можно будет списать на самоубийства или на их жен и детей. Затем надо будет пересажать по тюрьмам идеологов. Хорошо бы навесить на них какие-нибудь убийства. Да хотя бы убийства тех же полководцев. И после этого можно будет начинать загонять в концлагеря женщин с детьми. И назовем это все демократией. А наверху будет стоять он, Адольф Алоизович. И из всех репродукторов и телевизоров будет нестись его историческая фраза:
- Процесс пошел!
_________________
хороший антисоветчик--\"живой\" антисоветчик(Краснопуз)
(\"папа, а правда, что был 37 год?\" \"нет, сынок, не правда, но он БУДЕТ!!\")...Если-бы
|
используя ссылку rssnews.html?tid=3