Российский шахматный портал

fenghua писал(а):

Обманите меня... но совсем, навсегда... Чтоб не думать, зачем, чтоб не помнить, когда. Чтоб поверить обману свободно, без дум, Чтоб за кем-то идти в темноте наобум... И не знать, кто пришёл, кто глаза завязал, Кто ведёт лабиринтом неведомых зал, Чьё дыханье порою горит на щеке, Кто сжимает мне руку так крепко в руке... А очнувшись, увидеть лишь ночь да туман... Обманите и сами поверьте в обман. Максимилиан ВОЛОШИН

Посмотреть

Наши души, не правда ль, ещё не привыкли к разлуке?
Всё друг друга зовут трепетанием блещущих крыл!
Кто-то высший развёл эти нежно-сплетённые руки,
Но о помнящих душах забыл.

Каждый вечер, зажжённый по воле волшебницы кроткой,
Каждый вечер, когда над горами и в сердце туман,
К незабывшей душе неуверенно-робкой походкой
Приближается прежний обман.

Словно ветер, что беглым порывом минувшее будит,
Ты из блещущих строчек опять улыбаешься мне.
Всё позволено, всё! Нас дневная тоска не осудит:
Ты из сна, я во сне...

Кто-то высший нас предал неназванно-сладостной муке!
(Будет много блужданий-скитаний средь снега и тьмы!)
Кто-то высший развёл эти нежно-сплетённые руки...
Не ответственны мы!

Марина ЦВЕТАЕВА

Я спокоен.
Я иду своей дорогой.
Не пою, что завтра будет веселей.
Я суровый.
Я суровый.
Я суровый...
Улыбаешься в ответ:
«А я —
сирень...»

Застываю рядом с мраморной колонной.
Удивляюсь:
почему не убежал.
Я холодный.
Я холодный.
Я холодный...
Улыбаешься в ответ:
«А я —
пожар...»

Я считаю перебранку бесполезной.
Всё в порядке!
Пусть любовь повременит.
Я железный.
Я железный.
Я железный!..

Улыбаешься в ответ:
«А я —
магнит...»

Роберт РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

В нашей жизни, прекрасной и странной,
и короткой, как росчерк пера,
над дымящейся свежею раной
призадуматься, право, пора.

Призадуматься и присмотреться,
поразмыслить, покуда живой,
что там кроется в сумерках сердца,
в самой чёрной его кладовой.

Пусть твердят, что дела твои плохи,
но пора научиться, пора
не вымаливать жалкие крохи
милосердия, правды, добра.

Но пред ликом суровой эпохи,
что, по-своему, тоже права,
не выжуливать жалкие крохи,
а творить, засучив рукава.

Булат ОКУДЖАВА

В час отлива возле чайной
я лежал в ночи печальной,
говорил друзьям
об Озе и величье бытия,
но внезапно чёрный ворон
примешался к разговорам,
вспыхнув синими очами,
он сказал:
«А на фига?!»

Я вскричал: «Мне жаль вас, птица,
человеком вам родиться б,
счастье высшее трудиться,
полпланеты раскроя...»
Он сказал: «А на фига?!»

«Будешь ты, — великий ментор,
бог машин, экспериментов,
будешь бронзой монументов
знаменит во все края...»
Он сказал: «А на фига?!»

«Уничтожив олигархов,
ты настроишь агрегатов,
демократией заменишь
короля и холуя...»
Он сказал: «А на фига?!»

Я сказал: «А хочешь — будешь
спать в заброшенной избушке,
утром пальчики девичьи
будут класть на губы вишни,
глушь такая, что не слышна
ни хвала и ни хула...»

Он ответил: «Всё — мура,
раб стандарта, царь природы,
ты свободен без свободы,
ты летишь в автомашине,
но машина — без руля...
Оза, Роза ли, стервоза —
как скучны метаморфозы,
в ящик рано или поздно...
Жизнь была — а на фига?!»

Как сказать ему, подонку,
что живём не чтоб подохнуть, —
чтоб губами тронуть чудо
поцелуя и ручья!
Чудо жить — необъяснимо.
Кто не жил — что спорить с ними?!

Можно бы — да на фига?

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

Четыре разных времени в году.
Четыре их и у тебя, душа.
Весной мы пьём беспечно, на ходу
Прекрасное из полного ковша.

Смакуя летом этот вешний мёд,
Душа летает, крылья распустив.
А осенью от бурь и непогод
Она в укромный прячется залив.

Теперь она довольствуется тем,
Что сквозь туман глядит на ход вещей.
Пусть жизнь идёт неслышная совсем,
Как у порога льющийся ручей.

Потом - зима. Безлика и мертва.
Что делать! Жизнь людская такова.

Джон КИТС, перевод С Маршака

День православного Востока,
Святись, святись, Великий день,
Разлей свой благовест широко
И всю Россию им одень!
Но и святой Руси пределом
Его призыва не стесняй:
Пусть слышен будет в мире целом,
Пускай он льется через край,
Своею дальнею волною
И ту долину захватя,
Где бьется с немощию злою
Мое родимое дитя, —
Тот светлый край, куда в изгнанье
Она судьбой увлечена,
Где неба южного дыханье
Как врачебство лишь пьет она.
О, дай болящей исцеленья,
Отрадой в душу ей повей,
Чтобы в Христово Воскресенье
Всецело жизнь воскресла в ней.

Федор ТЮТЧЕВ

Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.
Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озера
И дышат свежестью ночной;
Еще в синеющих долинах
Плывут туманы… Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!
Они в выси пока сияют.
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.
Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов, и в глубь долин;
Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!

Иван БУНИН

Вербы овеяны
Ветром нагретым,
Нежно взлелеяны
Утренним светом.
Ветви пасхальные,
Нежно-печальные,
Смотрят веселыми,
Шепчутся с пчелами.
Кладбище мирное
Млеет цветами,
Пение клирное
Льется волнами.
Светло-печальные
Песни пасхальные,
Сердцем взлелеяны,
Вечным овеяны.

Константин БАЛЬМОНТ

Так тихо гаснул этот день. Едва
Блеснула медью чешуя канала,
Сухая, пожелтевшая листва
Предсмертным шорохом затрепетала.

Мы плыли в узкой лодке по волнам,
Нам было грустно, как всегда влюблённым,
И этот бледно-синий вечер нам
Казался существом одушевлённым.

Как будто говорил он: я не жду
Ни счастия, ни солнечного света —
На этот бедный лоб немного льду,
Немного жалости на сердце это.

Георгий ИВАНОВ

В детстве, я как сейчас ещё помню,
Высунешься, бывало, в окно,
В переулке, как в каменоломне,
Под деревьями в полдень темно.

Тротуар, мостовую, подвалы,
Церковь слева, её купола
Тень двойных тополей покрывала
От начала стены до угла.

За калитку дорожки глухие
Уводили в запущенный сад,
И присутствие женской стихии
Облекало загадкой уклад.

Рядом к девочкам кучи знакомых
Заходили и толпы подруг,
И цветущие кисти черёмух
Мыли листьями рамы фрамуг.

Или взрослые женщины в гневе,
Разбранившись без обиняков,
Вырастали в дверях, как деревья
По краям городских цветников.

Приходилось, насупившись букой,
Щебет женщин сносить словно бич,
Чтоб впоследствии страсть, как науку,
Обожанье, как подвиг, постичь.

Всем им, вскользь промелькнувшим где-либо
И пропавшим на том берегу,
Всем им, мимо прошедшим, спасибо,
Перед ними я всеми в долгу.

Борис ПАСТЕРНИК

Весёлый ветер гонит лёд,
А ночь весенняя — бледна,
Всю ночь стоять бы напролёт
У озарённого окна.

Глядеть на волны и гранит
И слышать этот смутный гром,
И видеть небо, что сквозит
То синевой, то серебром.

О, сердце, бейся волнам в лад,
Тревогой вешнею гори...
Луны серебряный закат
Сменяют отблески зари.

Летят и тают тени птиц
За крепость — в сумрак заревой.
И всё светлее тонкий шпиц
Над дымно-розовой Невой.

Георгий ИВАНОВ

МАРК ШАГАЛ

Он стар
и похож на своё одиночество.
Ему рассуждать о погоде
не хочется.
Он сразу - с вопроса:
- А Вы не из Витебска?.. -
Пиджак старомодный
на лацканах вытерся...
- Нет, я не из Витебска...

...Долгая пауза.
А после - слова
монотонно и пасмурно:
- Тружусь и хвораю...
В Венеции - выставка...
Так Вы не из Витебска?..
- Нет, не из Витебска...

Он в сторону смотрит.
Не слышит,
не слышит.
Какой-то нездешней далёкостью
дышит.
Пытаясь до детства
дотронуться бережно...
И нету ни Канн,
ни Лазурного Берега,
ни нынешней славы...
Светло и растерянно
он тянется к Витебску,
словно растение.
Тот Витебск его -
пропылённый и жаркий -
приколот к земле
каланчою пожарной.
Там свадьбы и смерти,
моленья и ярмарки.
Там зреют
особенно крупные яблоки,
и сонный извозчик по площади катит...

- А Вы не из Витебска?.. -
Он замолкает...
И вдруг произносит,
как самое-самое,
названия улиц:
"Смоленская",
"Замковая".
Как Волгою,
хвастает Видьбой-рекою
и машет
по-детски прозрачной рукою...
- Так Вы не из Витебска.

Надо прощаться.
Прощаться.
Скорее домой
возвращаться...
Деревья стоят
вдоль дороги навытяжку.
Темнеет...

И жалко,
что я не из Витебска.

Роберт РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

На печаль махни рукой,
На её причину,
Вздохом душу успокой,
Утоли кручину.

Что ж ты в цвете юных лет
Выглядишь уставшей?
Пусть исчезнет горе вслед
За слезою павшей.

Разразиться дай грозе,
Но пускай ненастье
Принесёт в любой слезе
Завтрашнее счастье.

Ярче слезы, чем поток,
Напоённый светом,
И мелодий шепоток
Всё нежней при этом.

И коль благо, и уют,
И надежды — всуе,
Песню скорбную споют
Наши поцелуи!

Джон КИТС, перевод Е. Фельдмана

«Так сколько ж ей?..»
«И в самом деле, — сколько?..»
А женщина махнёт рукою
и
промолвит нараспев —
светло и горько:
— Зачем считать напрасно?
Все —
мои. —
А после выпьет
за друзей пришедших.
И будет излучать
высокий свет...

Есть только дни рождения
у женщин.
Годов рождения
у женщин
нет!

Роберт РОЖДЕСТВЕНСКИЙ