Российский шахматный портал

Часовые любви на Смоленской стоят.
Часовые любви у Никитских не спят.
Часовые любви
по Петровке идут неизменно...
Часовым полагается смена.

О великая вечная армия,
где не властны слова и рубли,
где все - рядовые: ведь маршалов нет у любви!
Пусть поход никогда ваш не кончится.
О, когда б только эти войска!..
Сквозь зимы и вьюги к Москве
подступает весна.

Часовые любви на Волхонке стоят.
Часовые любви на Неглинной не спят.
Часовые любви
по Арбату идут неизменно...
Часовым полагается смена.

Я принимаю вызов, пылкая Сеньора —
Нет равных мне в искусстве обольщенья.
И откровенностью всего лишь дам Вам фору
Для остроты взаимных ощущений.

Я танцевать Вас буду нежно и развратно,
Я стану Музыкой самой, касаясь плоти,
Чтобы желанье отзывалось многократно
В любое время при любой погоде.

Чтобы танцуя с мужем вальс-бостон в постели,
Пронзало вдруг: «What am I doing here?!»
И каждой клеточкой во вспенившемся теле
Желали Тангоногого Сатира.

Еще не поздно — откажитесь от брaслетов.
Пускай Другая выйдет на подмостки —
Возьмет билет в несбывшееся лето,
Наденет черное, вникая в ритм жесткий.

И мотыльком сгорит за миг полёта:
Она уже не сможет жить, как прежде —
Ей будет сниться солнечная Нота,
Ей будет тесно в будничной одежде.

Земная женщина не может быть Наядой
Чтобы возвыситься до самоотреченья,
Чтобы принять как высшую награду
Взаимное и вечное влеченье,
Где плоть и дух едины, неразрывны:
Возлюбленный, любовник — суть синоним...

...«Пусть кубок с ядом и — пролиться ливнем?!»

Я — Ваш, Сеньора.
Весь навеки Ваш!

Из Инета

ТВОЙ ДОМ

Твой дом, не ведая беды,
меня встречал и в щеку чмокал.
Как будто рыба из воды,
сервиз выглядывал из стекол.

И пес выскакивал ко мне,
как галка маленький, орущий,
и в беззащитном всеоружьи
торчали кактусы в окне.

От неурядиц всей земли
я шла озябшим делегатом,
и дом смотрел в глаза мои
и добрым был и деликатным.

На голову мою стыда
он не навлек, себя не выдал.
Дом клялся мне, что никогда
он этой женщины не видел.

Он говорил: - Я пуст, Я пуст.-
Я говорила: - Где-то, где-то...-
Он говорил: - И пусть. И пусть.
Входи и позабудь про это.

О, как боялась я сперва
платка или иной приметы,
но дом твердил свои слова,
перетасовывал предметы.

Он заметал ее следы.
О, как он притворился ловко,
что здесь не падало слезы,
не облокачивалось локтя.

Как будто тщательный прибой
смыл все: и туфель отпечатки,
и тот пустующий прибор,
и пуговицу от перчатки.

Все сговорились: пес забыл,
с кем он играл, и гвоздик малый
не ведал, кто его забил,
и мне давал ответ туманный.

Так были зеркала пусты,
как будто выпал снег и стаял.
Припомнить не могли цветы,
кто их в стакан граненый ставил...

О дом чужой! О милый дом!
Прощай! Прошу тебя о малом:
не будь так добр. Не будь так добр.
Не утешай меня обманом.
1959 Б.Ахмадуллина

( для семейных. Берегите!!)

Евгений Евтушенко

* * *

Качался старый дом, в хорал слагая скрипы,
и нас, как отпевал, отскрипывал хорал.
Он чуял, дом-скрипун, что медленно и скрытно
в нем умирала ты, и я в нем умирал...

Я думал о тупом несовершенстве браков,
о подлости всех нас – предателей, врунов:
ведь я тебя любил, как сорок тысяч братьев,
и я тебя губил, как столько же врагов.

Да, стала ты другой. Твой злой прищур нещаден,
насмешки над людьми горьки и солоны.
Но кто же, как не мы, любимых превращает
в таких, каких любить уже не в силах мы?

Какая же цена ораторскому жару,
когда, расшвырян вдрызг по сценам и клише,
хотел я счастье дать всему земному шару,
а дать его не смог — одной живой душе?!

Да, умирали мы, но что-то мне мешало
уверовать в твое, в мое небытие.
Любовь еще была. Любовь еще дышала
на зеркальце в руках у слабых уст ее...

Когда-нибудь потом (не дай мне бог, не дай мне!),
когда я разлюблю, когда и впрямь умру,
то будет плоть моя, посмеиваясь втайне,
«Ты жив!» шептать в ночном обманчивом жару.

Но в суете страстей, печально поздний умник,
внезапно я пойму, что голос плоти лжив,
и так себе скажу: «Я разлюбил. Я умер.
Когда-то я любил. Когда-то я был жив».

1966

Жизнь - пустыня, по ней мы бредем нагишом.
Смертный, полный гордыни, ты просто смешен!
Ты для каждого шага находишь причину
Между тем он давно в небесах предрешен.
Ты не волен в желаньях своих и делах?
Все равно будь доволен: так хочет Аллах!
Следуй разуму: помни, что бренное тело -
Только искра и капля, только ветер и прах... Омар Хайям

С. Клычков

Хорошо, когда у крова
Сад цветет в полдесятины...
Хорошо иметь корову,
Добрую жену и сына...
Вдосталь - силы, в меру - жира,
В жилах - тихое тепло...
Словом - жизнью жить здоровой,
Не мотаяся по миру,
Как по осени трепло.

Нет судьбы бездомной лише,
Мало радости хоть на день
Под чужой остаться крышей,
Где и темным ликом складень,
И ухват, расставив ноги,
Смотрят: что за человек?!
Сразу в доме станет тише,
Если ты, свернув с дороги,
Постучишься на ночлег!

Из закуты иль приделка
Строго выглянет хозяин...
Изойдешь тут дрожью мелкой,
Истрясешься тут, как Каин!..
Даже будь сто раз знакомый,
Так и то стрельнет в костях
И метнется сердце белкой;
Дай Бог каждому жить дома
И поменьше быть в гостях!

Быков Д.


На самом деле мне нравилась только ты,
мой идеал и мое мерило.
Во всех моих женщинах были твои черты,
и это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорна своим страстям,
летаешь между Орсе и Прадо, —
я, можно сказать, собрал тебя по частям.
Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине,
третья умеет все принимать как данность.
Одна не чает души в себе, другая — во мне
(вместе больше не попадалось).
Одна, как ты, со лба отдувает прядь,
другая вечно ключи теряет,
а что я ни разу не мог в одно все это собрать —
так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты
допустила меня раза три через все препоны, —
осталась тут, воплотившись во все живые цветы
и все неисправные телефоны.
А ты боялась, что я тут буду скучать,
подачки сам себе предлагая.
А ливни, а цены, а эти шахиды, а роспечать?
Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая.


Просто прелесть стих

Д. Быков

В общем, представим домашнюю кошку, выгнанную на мороз.
Кошка надеялась, что понарошку, но оказалось - всерьёз.
Повод неважен: растущие дети, увеличенье семьи...
Знаешь, под каждою крышей на свете лишние кошки свои.

Кошка изводится, не понимая, что за чужие места:
Каждая третья соседка - хромая, некоторые - без хвоста...
Здесь на помойке чужие законы, правила и вожаки.
Нам-то, домашним, они незнакомы. Стало быть, мы чужаки.

Дома она научилась другому - брать у хозяев еду,
Чувствовать их приближение к дому, празднество или беду,
Мыться на кухне, гостей приглашая и умиленно урча,
Вовремя влезть на плечо, утешая, вовремя спрыгнуть с плеча...

Здесь ни к чему этот редкостный навык. Здешняя доблесть грубей:
Рыться в отбросах, метаться от шавок, дружно гонять голубей...
В этом она разберется позднее, ну а пока, в январе,
В первый же день она станет грязнее всех, кто живет во дворе.

Коль новичок не прошел испытанья - не отскребется потом,
Коль не умеет добыть пропитанья - станет бесплатным шутом,
Коль не усвоил условные знаки - станет изгоем вдвойне,
Так что, когда ее травят собаки, кошки на их стороне.

В первый же день она скажет дворовым, вспрыгнув на мусорный бак,
Заглушена гомерическим ревом местных котов и собак,
Что, ожиданием долгим измаян ("Где она бродит? Пора!"),
К ночи за нею вернется хозяин и заберет со двора.

Мы, мол, не ровня! За вами-то сроду вниз не сойдет человек!
Вам-то помойную вашу свободу мыкать в парадном вовек!
Вам-то навеки - дворы, батареи, свалка, зима, пустыри...
Ты, что оставил меня! Поскорее снова меня забери!

...Вот, если вкратце, попытка ответа. Спросишь, платок теребя:
"Как ты живешь без меня, вообще-то?" - Так и живу без тебя:
Кошкой, наученной новым порядкам в холоде всех пустырей,
Битой, напуганной, в пыльном парадном жмущейся у батарей.

Вечер. Детей выкликают на ужин матери наперебой.
Видно, теперь я и Богу не нужен, если оставлен тобой.
Так что, когда затихает окраина в смутном своем полусне,
Сам не отвечу, какого хозяина жду, чтоб вернулся ко мне.

Ты ль научил меня тьме бесполезных, редких и странных вещей,
Бросив скитаться в провалах и безднах нынешней жизни моей?
Здесь, где чужие привычки и правила, здесь, где чужая грызня -
О, для чего ты оставил (оставила) в этом позоре меня?!

...Ночью все кошки особенно сиры. Выбиты все фонари.
Он, что когда-то изгнал из квартиры праотцев на пустыри,
Где искривились печалью земною наши иссохшие рты,
Все же скорее вернется за мною, нежели, милая, ты.

Со мною вот что происходит:

Ко мне мой старый друг не ходит,

И даже открывает рот,

И говорит наоборот!

А я катал его на лыжах,

Учил не отдавать Курил...

Он слов тогда не то что лишних –

Он вообще не говорил!


Он под ногами не мешался,

Любил смиренное житье, –

Как тени свойственно у Шварца,

Всегда он место знал свое.

Я главный пост доверил тени

В веселом нашем шапито,

Меж нами внятных разночтений

Не находил почти никто –

Допустим, я, руля державой

Небрежной левою рукой,

Часы ношу всегда на правой,

А он не помню на какой.

Но, в общем, мы ходили цугом,

Я был вполне доволен другом –

Пока в один прекрасный день

Он не решил, что он не тень.

Еще зимой, не ради спору,

Имея "Юкос" на уме,

Я внятно высказал, что вору

Сидеть положено в тюрьме –

А он с хихиканьем подспудным

Сказал, что я давлю на суд, мол,

И зарезвились в суете

Разнообразные не те.

Потом с усмешкою рисковой

Сказал я, пальцем погрозя,

Что, мол, на Ливию крестовый

Поход устраивать нельзя –

И услыхал от друга Димы:

"Твои слова недопустимы!"

Меня публично он уел.

Ты что же, Дима?! О.........!

Зачем тебе со мною ссора?

Иль ты наслушался ИНСОРа?

Иль ты забыл, освоив власть,

Кому на плечи руки класть?

Ты мне невежливо ответил,

И в общем, судя по губе,

Ты неосознанно наметил

Второе царствие себе!

Иль соблазнил тебя Гонтмахер

Своей словесною пургой?

Тебе его послать бы в рифму,

Но ты не Быков, ты другой.

Тебя прельстили эти цацки,

Тебя опутывает лесть –

Но это так не по-пацански!

Ты помни, Дима, кто ты есть!

Какой резон в таких демаршах?

Запомни, Дима, – ты из младших,

Ваш долг – доверие к отцам!

Димон! Ты что как не пацан?!

А дальше вот что происходит:

Ко мне в волнении приходят

Силовики, сырьевики

И остальные земляки,

Визжат Сванидзе и Альбацы,

А я в ответ: спокойно, братцы.

Поверить в то, что это вождь,

Не согласится даже "Дождь".

Кому-кому, а нам известно,

Хоть пять корон себе надень:

Коль наша тень меняет место,

То мы отбрасываем тень.

И пусть порой он смотрит злобно

И даже пыжится, как царь, –

Тень ляжет так, как мне удобно,

И мы подружимся, как встарь.
(Дмитрий Быков)

korsar писал(а):

Д. Быков В общем, представим домашнюю кошку, выгнанную на мороз. Кошка надеялась, что понарошку, но оказалось - всерьёз. Повод неважен: растущие дети, увеличенье семьи... Знаешь, под каждою крышей на свете лишние кошки свои. Кошка изводится, не понимая, что за чужие места: Каждая третья соседка - хромая, некоторые - без хвоста... Здесь на помойке чужие законы, правила и вожаки. Нам-то, домашним, они незнакомы. Стало быть, мы чужаки. Дома она научилась другому - брать у хозяев еду, Чувствовать их приближение к дому, празднество или беду, Мыться на кухне, гостей приглашая и умиленно урча, Вовремя влезть на плечо, утешая, вовремя спрыгнуть с плеча... Здесь ни к чему этот редкостный навык. Здешняя доблесть грубей: Рыться в отбросах, метаться от шавок, дружно гонять голубей... В этом она разберется позднее, ну а пока, в январе, В первый же день она станет грязнее всех, кто живет во дворе. Коль новичок не прошел испытанья - не отскребется потом, Коль не умеет добыть пропитанья - станет бесплатным шутом, Коль не усвоил условные знаки - станет изгоем вдвойне, Так что, когда ее травят собаки, кошки на их стороне. В первый же день она скажет дворовым, вспрыгнув на мусорный бак, Заглушена гомерическим ревом местных котов и собак, Что, ожиданием долгим измаян ("Где она бродит? Пора!"), К ночи за нею вернется хозяин и заберет со двора. Мы, мол, не ровня! За вами-то сроду вниз не сойдет человек! Вам-то помойную вашу свободу мыкать в парадном вовек! Вам-то навеки - дворы, батареи, свалка, зима, пустыри... Ты, что оставил меня! Поскорее снова меня забери! ...Вот, если вкратце, попытка ответа. Спросишь, платок теребя: "Как ты живешь без меня, вообще-то?" - Так и живу без тебя: Кошкой, наученной новым порядкам в холоде всех пустырей, Битой, напуганной, в пыльном парадном жмущейся у батарей. Вечер. Детей выкликают на ужин матери наперебой. Видно, теперь я и Богу не нужен, если оставлен тобой. Так что, когда затихает окраина в смутном своем полусне, Сам не отвечу, какого хозяина жду, чтоб вернулся ко мне. Ты ль научил меня тьме бесполезных, редких и странных вещей, Бросив скитаться в провалах и безднах нынешней жизни моей? Здесь, где чужие привычки и правила, здесь, где чужая грызня - О, для чего ты оставил (оставила) в этом позоре меня?! ...Ночью все кошки особенно сиры. Выбиты все фонари. Он, что когда-то изгнал из квартиры праотцев на пустыри, Где искривились печалью земною наши иссохшие рты, Все же скорее вернется за мною, нежели, милая, ты.

Вот это стих.

Д. Быков

Теодицея

— На, — сказал генерал, снимая "Командирские".
— Хочешь — носи, хочешь — пропей.
М. Веллер


Не всемощный, в силе и славе, творец миров,
Что избрал евреев и сам еврей,
Не глухой к раскаяньям пастырь своих коров,
Кучевых и перистых, — а скорей
Полевой командир, небрит или бородат,
Перевязан наспех и полусед.
Мне приятно думать, что я не раб его, а солдат.
Может быть, сержант, почему бы нет.

О, не тот, что нашими трупами путь мостит,
И в окоп, естественно, ни ногой,
Держиморда, фанат муштры, позабывший стыд
И врага не видевший, — а другой,
Командир, давно понимающий всю тщету
Гекатомб, но сражающийся вотще,
У которого и больные все на счету,
Потому что много ли нас вообще?

Я не вижу его верховным, как ни крути
Генеральный штаб не настолько прост.
Полагаю, над ним не менее десяти
Командиров, от чьих генеральских звезд
Тяжелеет небо, глядящее на Москву
Как на свой испытательный полигон.
До победы нашей я точно не доживу
— И боюсь сказать, доживет ли он.

Вот тебе и ответ, как он терпит язвы земли,
Не спасает детей, не мстит палачу.
Авиации нет, снаряды не подвезли,
А про связь и снабжение я молчу.
Наши танки быстры, поем, и крепка броня,
Отче наш, который на небесех!
В общем, чудо и то, что с бойцами вроде меня
Потеряли еще не все и не всех.

Всемогущий? — о нет. Орудья — на смех врагу.
Спим в окопах — в окрестностях нет жилья.
Всемогущий может не больше, чем я могу.
"Где он был?" — Да, собственно, где и я.
Позабыл сказать: поощрений опять же нет.
Ни чинов, ни медалей он не дает.
Иногда подарит — кому огниво, кому кисет.
Скажем, мне достались часы "Полет".

А чего, хорошая вещь, обижаться грех.
Двадцать пять камней, музыкальный звон.
Потому я и чувствую время острее всех
— Иногда, похоже, острей, чем он.
Незаметные в шуме, слышные в тишине,
Отбивают полдень и будят в шесть,
Днем и ночью напоминая мне:
Времени мало, но время есть.

korsar писал(а):

Д. Быков Теодицея

Это как-то сложновато...но любовная лирика у него просто прелесть)))))

С меня уже скупая мужская слеза упала..))
но хорошо!

Д. Быков

Когда бороться с собой устал
покинутый Гумилев,
Поехал в Африку он и стал
охотиться там на львов.
За гордость женщины, чей каблук
топтал берега Невы,
За холод встреч и позор разлук
расплачиваются львы.
Воображаю: саванна, зной,
песок скрипит на зубах...
Поэт, оставленный женой,
прицеливается. Бабах.
Резкий толчок, мгновенная боль...
Пули не пожалев,
Он ищет крайнего. Эту роль
играет случайный лев.

Любовь не девается никуда,
а только меняет знак,
Делаясь суммой гнева, стыда,
и мысли, что ты слизняк.
Любовь, которой не повезло,
ставит мир на попа,
Развоплощаясь в слепое зло
(так как любовь слепа).

Я полагаю, что нас любя,
как пасечник любит пчел,
Бог недостаточной для себя
нашу взаимность счел —
Отсюда войны, битье под дых,
склока, резня и дым:
Беда лишь в том, что любит одних,
а палит по другим.

А мне что делать, любовь моя?
Ты была такова,
Но вблизи моего жилья
нет и чучела льва.
А поскольку забыть свой стыд
я еще не готов,
Я, Господь меня да простит,
буду стрелять котов.

Любовь моя, пожалей котов!
Виновны ли в том коты,
Что мне, последнему из шутов,
необходима ты?
И, чтобы миру не нанести
слишком большой урон,
Я, Создатель меня прости,
буду стрелять ворон.

Любовь моя, пожалей ворон!
Ведь эта птица умна,
А что я оплеван со всех сторон,
так это не их вина.
Но, так как злоба моя сильна
и я, как назло, здоров, —
Я, да простит мне моя страна,
буду стрелять воров.

Любовь моя, пожалей воров!
Им часто нечего есть,
И ночь темна, и закон суров,
и крыши поката жесть...
Сжалься над миром, с которым я
буду квитаться за
Липкую муть твоего вранья
и за твои глаза!

Любовь моя, пожалей котов,
сидящих у батарей,
Любовь моя, пожалей скотов,
воров, детей и зверей,
Меня, рыдающего в тоске
над их и нашей судьбой,
И мир, висящий на волоске,
связующем нас с тобой.

Не сдаются ветрам полуголые ветки,
Растерявшие листья в октябрьской драке...
Я котёнка нашла рыжеватой расцветки,
Чтобы руки облизывал вроде собаки.
Затоварилась рыбой и мясом цыплячьим,
Заготовила с кормом кастрюльки и банки,
По тебе, дорогой, не страдаем, не плачем,
Развлечение наше - на ниточке бантик!
Я таскаю кота, будто мама с коляской,
Занимаемся бегом, прыжками и йогой,
Мой зверюга, наевшись, приходит за лаской
И мурлыкает самозабвенно и много.

Так же ты вспоминаешь заветные числа,
Набираешь мой номер запретный всё чаще,
Красноречием блещешь, а в мыслях нечисто,
О, пройдоха желанный, проклятый, пропащий,
Ненавистный, любимый, чужой, ненаглядный!
Мы же знаем, что всё это лишнее, оба,
Что уже не наладить того, что неладно,
Извини, я любить по часам не способна!
Залатает мне сердце не всякое лыко...
Надрывайся, мобильник, напрасно, хоть тресни!
Я кота ублажаю, чтоб громче мурлыкал,
Прямо в ухо мне пел колыбельные песни.

Отыскался в шкафу - задремавший под шляпой
На успешно разодранной вязаной кофте...
Как заботливо он меня трогает лапой,
Забывая про острые зубы и когти!
Верь-не верь, а ещё не царапнул ни разу,
В руку тычется носом и пальчики лижет,
Усмиряя мой полуразрушенный разум...
Мой мурлыка тебе не соперник, - он ближе.
Он со мной неразлучен и предан без лести -
Представитель, посол бессловесного мира.
Вы нам в душу, пожалуйста, больше не лезьте,
Мы врагу не сдаёмся - сдаётся квартира.

Татьяна НОВА